ГАРИКИ НА КАЖДЫЙ ДЕНЬ 
 
Везде, где не зная смущения, историю шьют и кроят, 
евреи — козлы отпущения, которых к тому же доят.

И сер наш русский Цицерон, и вездесущ, как мышь, 
а мыслит ясно: «Цыц, Арон!» и «Рабинович, кыш!»

По ночам начальство чахнет и звереет, дикий сон морозит царственные яйца:
что китайцы вдруг воюют, как евреи, а евреи расплодились, как китайцы.

Везде, где есть цивилизация и свет звезды планету греет, 
есть обязательная нация для роли тамошних евреев.

В любом вертепе, где злодей злоумышляет зло злодейства, 
есть непременно иудей или финансы иудейства.

Евреи клевещут и хают, разводят дурманы и блажь, 
евреи наш воздух вдыхают, а вон выдыхают — не наш.

В года, когда юмор хиреет, скисая под гласным надзором, 
застольные шутки евреев становятся местным фольклором.

Везде, где слышен хруст рублей и тонко звякает копейка, 
невдалеке сидит еврей или по крайности еврейка.

Нет ни в чем России проку, странный рок на ней лежит:
Петр пробил окно в Европу, а в него сигает жид.

Царь-колокол безгласен, поломатый, Царь-пушка не стреляет, мать ети;
и ясно, что евреи виноваты, осталось только летопись найти.

Любой большой писатель русский жалел сирот, больных и вдов, 
слегка стыдясь, что это чувство не исключает и жидов.

В российской нежной колыбели, где каждый счастлив, если пьян, 
евреи так ожидовели, что пьют обильнее славян.

Раскрылась правда в ходе дней, туман легенд развеяв:
евреям жить всего трудней среди других евреев.

Любая философия согласна, что в мире от евреев нет спасения, 
науке только все еще не ясно, как делают они землетрясения.

Изверившись в блаженном общем рае, но прежние мечтания любя, 
евреи эмигрируют в Израиль, чтоб русскими почувствовать себя.

Об утечке умов с эмиграцией мы в России нисколько не тужим, 
потому что весь ум ихней нации никому здесь и на хер не нужен.

Вечно и нисколько не старея, всюду и в любое время года 
длится, где сойдутся два еврея, спор о судьбах русского народа.

Что ели предки? Мясо и бананы. Еда была сыра и несогрета. 
Еврей произошел от обезьяны, которая огонь добыла где-то.

Евреи, чужую культуру впитав и творческим занявшись действом, 
вливают в ее плодоносный состав растворы с отравным еврейством.

Евреи размножаются в неволе, да так охотно, Господи прости, 
что кажется — не знают лучшей доли, чем семенем сквозь рабство прорасти.

Усердные брови насупив, еврей, озаряемый улицей, 
извечно хлопочет о супе, в котором становится курицей.

Евреи топчут наши тротуары, плетя о нас такие тары-бары, 
как если сочиняли бы татары о битве Куликовской мемуары.

Во всех углах и метрополиях затворник судеб мировых, 
еврей, живя в чужих историях, невольно вляпывался в них.

В любых краях, где тенью бледнойживет еврей, терпя обиды, 
еврейской мудрости зловредной в эфир сочатся флюаиды.

Всегда еврей легко везде заметен, еврея слышно сразу от порога, 
евреев очень мало на планете, но каждого еврея — очень много.

Евреи даже в светопреставление, сдержав поползновение рыдать, 
в последнее повисшее мгновение сумеют еще что-нибудь продать.